Гарри Гаррисон - Дома [= Мир Родины; Родина; На Земле]

Однако пришлось все-таки напрячься, чтобы не выйти из себя, когда он стал просматривать распечатки. Сказать хоть что-нибудь он был просто обязан.

— Послушайте, Рэдклиф. Честное слово, мне не хочется повторяться — но так дело не пойдет. У вас было больше двух недель, а список короче не стал.

— У нас людей мало, ваша честь: болеют, зима суровая. Но вы увидите, работа сделана…

— Да у вас было столько поломок за это время, что сейчас положение хуже прежнего.

Ян услышал в своем голосе сердитые ноты и оборвал тираду. На этот раз он будет сдержан. Стараясь не топать, он прошел к двери кабинета и выглянул в цех. Там, в дальнем конце, катили тележку с чаем. Да, чашка чаю — то, что надо сейчас, чтобы успокоиться. Он вернулся к своему столу и открыл кейс.

— Черт побери!

— Что-нибудь случилось, сэр?

— Ничего серьезного. Я оставил термос с чаем в гостинице, забыл из сумки переложить.

— Я могу послать кого-нибудь на велосипеде, сэр. Это всего несколько минут.

— Не надо. Не стоит трудов. — И тут Яна осенила блестящая, почти безрассудная идея: — Давайте сюда тележку. Попьем с вами чайку.

Глаза у Рэдклифа широко раскрылись, какой-то момент он потрясенно молчал.

— О нет, ваша честь. Вам не понравится, чтó мы здесь пьем. Чистые помои. Я пошлю…

— Не надо. Давайте ее сюда.

Ян снова взялся за распечатки, отмечая, чтó необходимо сделать в первую очередь, и не видел, какая началась суматоха. Разносчица вмиг очутилась в кабинете, беспрерывно кланяясь и без конца вытирая руки о передник. Рэдклиф убежал, вернулся с чистым полотенцем, и она стала протирать одну из кружек. Протирала, протирала… Когда наконец в кружку налили чай, оказалось, что на мятом подносе она красуется одна.

— Вы тоже, Рэдклиф. Я приказываю.

Чай был горячий, но это, пожалуй, все, что можно было сказать в его пользу. Грубая кружка царапала губы.

— Замечательно, — похвалил Ян.

— Да, ваша честь, чаек хороший. — Рэдклиф едва не плакал.

— Надо будет повторить.

Рэдклиф не ответил, и Ян представить себе не мог, каким образом продолжить разговор. Молчание длилось, пока он не прикончил свой чай — и не осталось ничего иного, как снова взяться за работу.

Работы оказалось сверх головы. Пока его не было, никто не заботился даже о самом насущном ремонте, а уж о градуировке приборов и говорить нечего. Ян трудился в поте лица. Было уже около семи, когда он зевнул, потянулся — и обнаружил, что дневная смена давным-давно ушла. Он вспомнил, что заглядывал Рэдклиф и что-то сказал, но что — уже не помнил. Ладно, на сегодня хватит. Он собрал бумаги, натянул меховое пальто и вышел.

Ночь была морозная, сухая; в небе льдинками дрожали звезды. Да, далеконько оно, Красное море… Замечательно забраться в машину и включить отопитель.

Сейчас он хорошо поработал. Система управления функционировала отлично; а если нажать — можно добиться, чтобы и ремонт, и профилактику делали вовремя и получше. Надо добиться.

Он резко рванул руль, чтобы не сбить велосипедиста, внезапно появившегося в свете фар. Темная одежда, черный велосипед — и ни одного отражателя. Они когда-нибудь чему-нибудь научатся?

Со всех сторон тянулись голые поля, не видно ни одного дома. Какого черта этот тип катается тут в темноте?

Ответ явился за ближайшим поворотом. Яркие окна и освещенный знак возле дороги. Пивная. Он проезжал здесь сотни раз, но до сих пор не знал о ее существовании. Зачем она ему? Ян сбавил скорость. На вывеске с надписью «Железный Герцог» был изображен и сам герцог с высоко поднятым аристократическим носом. Однако клиентура здесь была не столь аристократична: ни одной машины поблизости, а к фасадной стене прислонились велосипеды. Неудивительно, что раньше он ни разу не обратил внимания на это заведение.

Он нажал на тормоза. Конечно! Надо остановиться, выпить — и поговорить с людьми. А что плохого? Посетители наверняка обрадуются, увидев его в своей компании; он им скрасит холодный вечер… Прекрасная мысль!

Ян запер машину и зашагал к пивной по твердой замерзшей земле. Едва он прикоснулся к двери, та широко распахнулась, и он оказался в большом, ярко освещенном зале, где воздух был густ от дыма дешевого табака и марихуаны. Из настенных динамиков гремела какая-то сверлящая музыка, настолько оглушительная, что человеческих голосов не было слышно, хотя здесь было много народу: целая толпа возле бара, и почти все столики заняты — и все разговаривали. Ян с интересом отметил полное отсутствие женщин. Среди посетителей приличного кабака женщин по меньшей мере половина, а то и больше… Он нашел местечко возле стойки и постучал по крышке: бармен не сразу его заметил.

— О, простите, сэр! Рады вас видеть, сэр… — Бармен заторопился навстречу с радостной улыбкой на толстых губах. — Чего изволите?

— Двойное виски. И для вас что-нибудь.

— О, спасибо, сэр. Я возьму то же, что и вы.

Надписи на бутылке Ян не заметил. Виски было похуже, чем он пил обычно, но по честной цене. Двойная порция стоила меньше, чем простая в его квартале. Этим людям не на что жаловаться.

Возле стойки стало просторнее; никого, кроме Яна, здесь почти не осталось. Он обернулся — за одним из ближних столиков сидели Рэдклиф и несколько человек с Уолсокенского завода. Ян помахал им рукой и подошел.

— Ну как, Рэдклиф, отдыхаете?

— Можно и так сказать, ваша честь.

Рэдклиф произнес это холодно и официально: казалось, что он чем-то обеспокоен.

— Не будете возражать, если я присоединюсь к вам?

В ответ прозвучало что-то нечленораздельное, и Ян решил, что они не возражают. Он подтянул свободный стул от соседнего столика, сел и огляделся. На него никто не смотрел, каждый разглядывал что-то интересное в глубине своей кружки.

— Ночь холодная, верно?

Один из них шумно хлебнул пива — иного ответа Ян не дождался.

— И такие холодные зимы продержатся еще несколько лет. Это так называемые незначительные климатические изменения, небольшие колебания погоды внутри продолжительных циклов. Нового ледникового периода не будет — по крайней мере пока, — но можно рассчитывать, что такие же холодные зимы какое-то время продержатся.

Нельзя было сказать, что восторг его аудитории оказался слишком бурным. И Ян вдруг понял, что ведет себя по-дурацки. Прежде всего — зачем он сюда пришел? Что он может узнать у этих флегматичных болванов? Совершенно идиотская была идея, с самого начала. Он осушил свой стакан и поставил его на стол.

— Ладно, развлекайтесь, Рэдклиф. И вы все. Утром на работе встретимся. И наконец приведем в порядок всю перегонку. Дел очень много.